Под гнётом оккупации
Подростки военной поры не по возрасту взрослели. События «чёрного», оккупационного полугодия до деталей сохраняли в памяти многие годы. Это подтвердил Анатолий Васильевич Остащенко. Наша встреча состоялась еще девять лет назад. Сегодня в сокращённом варианте его воспоминания предлагаются вниманию читателей.
-Летом 1942 года мне исполнилось 14 лет. Наша семья жила через дом от старого здания санэпидемстанции, что в начале улицы Либкнехта (ныне Маслоделов). Соседями, погодками, одноклассниками, а значит, друзьями являлись Василий Завгородний и Александр Барышников. Примыкал к нашей кампании и брат Василия Иван, младше нас на два года.
Реальная война для нас началась с бомбёжки привокзальной территории. Сорвались с занятий, побежали к месту события. Оказалось, бомбили нефтебазу. За последствиями наблюдали издали, близко посторонних не допускали.
После этого Алексеевка изменилась. Вскоре закрыли школы, а через посёлок потянулись вереницы беженцев и группы красноармейцев. Непривычная тишина поселилась на улицах и площадях.
Сидя однажды на лавочке под забором, заметили на вершине Иловского тракта движение. Через время поняли, что вниз спускались три мотоциклетных экипажа, состоящие из водителей и пулеметчиков.
Один экипаж повернул на улицу Урицкого. Два, проехав мимо нас, разделились: второй поехал прямо, а третий повернул на Николаевку.
За калитку вышла моя мать:
- Шо тут гудело?
-Ма, немцы…
- Не може буть…
Минут через двадцать мотоциклисты вернулись и взяли обратный курс: на гору.
А к вечеру по тракту потянулись колоны из машин и телег. Спускались с горы они и весь следующий день. Рассредоточивались по обочинам улиц, ожидая команды на дальнейшее продвижение.
Так в посёлке появились чужестранцы. Территорию эпидемстанции заняла венгерская санитарная авторота, совершавшая поездки за ранеными в сторону Дона.
Через здание - куча врагов, а у нас в погребе лейтенант Красной Армии. Родители с неделю прятали его, ожидая, когда обстановка позволит вывести из населённого пункта. В одну из ночей отец сделал это.
Я не знаю его фамилии, вообще, остался ли он в живых. Ни сам офицер не заходил, ни весточки не передавал. Думаю, родителям он открылся, но я их об этом так и не спросил.
Один венгр-водитель неплохо знал русский язык (во время первой мировой войны его отец находился в России в плену). Он частенько заходил на наше подворье для беседы с моим отцом, которого по причине преклонного возраста на фронт не взяли. Кстати, этот мадьяр, вернувшись после очередной поездки на восток и спешно готовивший транспорт по маршруту на запад, точно предсказал, что через сутки в Алексеевку придут наши.
Они появились рано утром. В итальянской телеге, запряженной мулами, находились лейтенант и пятеро бойцов. К нам постучали, видимо, потому, что еще горел «каганец». Вместе с родителями я тоже участвовал в беседе (младший брат спал). Гости расспросили про положение в ближайших окрестностях и удалились.
А вскоре рядом мы услышали интенсивное движение. В том числе и за стеной нашей хаты. Я нашёл в окошке проталинку (уже не спалось) стал наблюдать за выгоном, где сейчас магазин. Тогда прогалины между домами были широкими, через них со стороны Колтуновки и стягивались сюда - пешие и на подводах. Машин не было. Дороги так были забиты снегом, что на колёсах далеко не продвинешься. А ведь совсем недавно местное население (в том числе я и мои друзья) под присмотром полицейских вели расчистку трассы до самого аэродрома.
Когда вся гора была усеяна отступающими, появилась «тридцатьчетверка» и начала их уничтожение.
Вскоре гора представляла печальное зрелище. Между трупами людей и животных метались лошади. К обеду, когда немного успокоилось, наша кампания поднялась сюда. Василий заявил мне: «Давай поймаем кобылу, запряжём в санки и поедем на вокзал». На вокзал – значит, за продуктами.
Так мы и сделали. Но через лёд возле Центрального моста нас не пропустили:
- Назад! Не сметь под пули. Вы что, не слышите выстрелов? На заводе настоящий бой. Назад!
Мы повернули в сторону Николаевского моста и прямо по льду перебрались на другую сторону реки. Вскоре оказались на грузовой платформе железнодорожной станции. Без всяких хитростей обратились к часовому:
- Дяденька, дай консервов и хлеба. Жрать нечего.
Все, что когда-то находилось в вагонах, сейчас разбомблённых, россыпью лежало прямо здесь же, под ногами.
-Собирайте, ребятки, только побыстрей.
Тем же путем вернулись на свой куток.
Так закончился для меня и моих верных товарищей первый день освобождения посёлка (тогда носил такой статус) Алексеевки.
В. МЕНЯЙЛО.
Подростки военной поры не по возрасту взрослели. События «чёрного», оккупационного полугодия до деталей сохраняли в памяти многие годы. Это подтвердил Анатолий Васильевич Остащенко. Наша встреча состоялась еще девять лет назад. Сегодня в сокращённом варианте его воспоминания предлагаются вниманию читателей.
-Летом 1942 года мне исполнилось 14 лет. Наша семья жила через дом от старого здания санэпидемстанции, что в начале улицы Либкнехта (ныне Маслоделов). Соседями, погодками, одноклассниками, а значит, друзьями являлись Василий Завгородний и Александр Барышников. Примыкал к нашей кампании и брат Василия Иван, младше нас на два года.
Реальная война для нас началась с бомбёжки привокзальной территории. Сорвались с занятий, побежали к месту события. Оказалось, бомбили нефтебазу. За последствиями наблюдали издали, близко посторонних не допускали.
После этого Алексеевка изменилась. Вскоре закрыли школы, а через посёлок потянулись вереницы беженцев и группы красноармейцев. Непривычная тишина поселилась на улицах и площадях.
Сидя однажды на лавочке под забором, заметили на вершине Иловского тракта движение. Через время поняли, что вниз спускались три мотоциклетных экипажа, состоящие из водителей и пулеметчиков.
Один экипаж повернул на улицу Урицкого. Два, проехав мимо нас, разделились: второй поехал прямо, а третий повернул на Николаевку.
За калитку вышла моя мать:
- Шо тут гудело?
-Ма, немцы…
- Не може буть…
Минут через двадцать мотоциклисты вернулись и взяли обратный курс: на гору.
А к вечеру по тракту потянулись колоны из машин и телег. Спускались с горы они и весь следующий день. Рассредоточивались по обочинам улиц, ожидая команды на дальнейшее продвижение.
Так в посёлке появились чужестранцы. Территорию эпидемстанции заняла венгерская санитарная авторота, совершавшая поездки за ранеными в сторону Дона.
Через здание - куча врагов, а у нас в погребе лейтенант Красной Армии. Родители с неделю прятали его, ожидая, когда обстановка позволит вывести из населённого пункта. В одну из ночей отец сделал это.
Я не знаю его фамилии, вообще, остался ли он в живых. Ни сам офицер не заходил, ни весточки не передавал. Думаю, родителям он открылся, но я их об этом так и не спросил.
Один венгр-водитель неплохо знал русский язык (во время первой мировой войны его отец находился в России в плену). Он частенько заходил на наше подворье для беседы с моим отцом, которого по причине преклонного возраста на фронт не взяли. Кстати, этот мадьяр, вернувшись после очередной поездки на восток и спешно готовивший транспорт по маршруту на запад, точно предсказал, что через сутки в Алексеевку придут наши.
Они появились рано утром. В итальянской телеге, запряженной мулами, находились лейтенант и пятеро бойцов. К нам постучали, видимо, потому, что еще горел «каганец». Вместе с родителями я тоже участвовал в беседе (младший брат спал). Гости расспросили про положение в ближайших окрестностях и удалились.
А вскоре рядом мы услышали интенсивное движение. В том числе и за стеной нашей хаты. Я нашёл в окошке проталинку (уже не спалось) стал наблюдать за выгоном, где сейчас магазин. Тогда прогалины между домами были широкими, через них со стороны Колтуновки и стягивались сюда - пешие и на подводах. Машин не было. Дороги так были забиты снегом, что на колёсах далеко не продвинешься. А ведь совсем недавно местное население (в том числе я и мои друзья) под присмотром полицейских вели расчистку трассы до самого аэродрома.
Когда вся гора была усеяна отступающими, появилась «тридцатьчетверка» и начала их уничтожение.
Вскоре гора представляла печальное зрелище. Между трупами людей и животных метались лошади. К обеду, когда немного успокоилось, наша кампания поднялась сюда. Василий заявил мне: «Давай поймаем кобылу, запряжём в санки и поедем на вокзал». На вокзал – значит, за продуктами.
Так мы и сделали. Но через лёд возле Центрального моста нас не пропустили:
- Назад! Не сметь под пули. Вы что, не слышите выстрелов? На заводе настоящий бой. Назад!
Мы повернули в сторону Николаевского моста и прямо по льду перебрались на другую сторону реки. Вскоре оказались на грузовой платформе железнодорожной станции. Без всяких хитростей обратились к часовому:
- Дяденька, дай консервов и хлеба. Жрать нечего.
Все, что когда-то находилось в вагонах, сейчас разбомблённых, россыпью лежало прямо здесь же, под ногами.
-Собирайте, ребятки, только побыстрей.
Тем же путем вернулись на свой куток.
Так закончился для меня и моих верных товарищей первый день освобождения посёлка (тогда носил такой статус) Алексеевки.
В. МЕНЯЙЛО.
